Сайт автора - творческая мастерская Учителя и Учеников
Можно ли сравнивать произведения авторов, родившихся с разницей в 200 лет? Если один из них – наш современник, а другой – «человек астрономически далёкой эпохи», представитель XVIII столетия? Например, повести Николая Карамзина «Бедная Лиза» и Салавата Вахитова «Разорванное сердце Адель»? С июня 1792 года – даты публикации первого произведения в «Московском журнале» – происходило множество событий: исчезали одни и появлялись другие государства, менялись общественные формации, ускоренными темпами шёл научно технический прогресс, а значит, становился иным быт людей, уходили в прошлое одни вещи, а на замену им создавались новые. И в области культуры наблюдались значительные изменения: появились новые течения и направления в литературе, живописи, музыке, театре, возникали и бурно развивались новые виды искусства, такие как фотография и кино. Корректно ли проводить такие сравнения?
На поставленный вопрос можно ответить утвердительно, если правильно наметить цель исследования. Думаю совершенно очевидно, что только сравнение произведений разных исторических эпох могут выявить разницу в творческих методах писателей, определить тенденции развития литературы как со стороны формальной, так и содержательной. По большому счёту, история литературы выросла из сравнительного анализа. В начале XX века такие исследования приняли практическую направленность, и вторая половина XX века ознаменовалась бурным потоком руководств для писателей, драматургов и сценаристов. А что, если сосредоточить усилия на практической стороне вопроса и предложить новый способ сопоставительного анализа сюжетных произведений?
Честно говоря, идея провести сопоставительный анализ повестей, написанных в разные эпохи, пришла неожиданно. После того как одна из моих пытливых учениц попросила проконсультировать её работу, предназначенную для представления на научной конференции. Нужно было срочно найти оригинальный, собственный подход к анализу художественного текста, и тогда выручило простое сравнение: как любое сложное химическое соединение состоит из отдельных элементов, так и любое произведение строится из каких-то отдельных составляющих. Следовательно, художественные элементы текста, периодически повторяющиеся в разных художественных книгах, можно представить в виде систематизированной таблицы, в чём-то схожей с таблицей Менделеева. Неискушённому читателю, имеющему её под рукой, будет легче ориентироваться в произведении: он будет знать, на что нужно обращать внимание при его интерпретации, а тем более – при анализе. Если же какого-то обязательного элемента сюжетного художественного произведения вдруг «не обнаружится», то это явится своеобразной «загадкой для ума» – направлением осмысления книги, поскольку взаимосвязанные элементы могут быть явно не выражены и отсутствие их может быть не менее значимо.
В скором времени идея была реализована в таблице периодических элементов сюжетных произведений, которая по сути представляет собой план анализа прозаической книги.
Скачать таблицу
Объясню, как ею пользоваться на примере конкретного исследования.
Первое, что мы рассмотрим, – это то, из каких элементов могут «составляться» герои художественных книг. Главный герой, или протагонист (Pr), включает в себя три обязательных составляющих.
1. Намерение, или цель, которую он преследует в течение всего действия. Обозначим её латинской буквой I (от intention – интенция, намерение). Как говорит Айн Рэнд в книге «Романтический манифест: Философия литературы», сюжет «можно сконструировать лишь в том случае, если главные герои романа преследуют какую-то цель, то есть какая-то задача направляет их действия». Так, например, намерение Лизы – быть счастливой вместе с Эрастом; намерение Юлии-Джулии – стать наконец-то «хорошей», добиться понимания со стороны взрослых.
2. Положительные качества, которые способствуют цели, – S (от skill – умения, навыки). Для Лизы это доброта, нравственная чистота и преданность, для Юлии – острый ум, искренность, правдивость.
3. Ахиллесова пята – тот недостаток, уязвимое место, которое может погубить героиню или, по крайней мере, не позволит достичь намеченной цели, – N (от negative side – негативная сторона). Для Юлии – это упрямство и агрессивность, а у Лизы недостатков, на первый взгляд, нет – практически ангел, по крайней мере, Карамзин на них не указывает.
Вот тут-то исследователю и поможет наша периодическая система, по которой формула главного героя выражается как ISN. Если один из элементов явно не выражен, не находится на поверхности, это не значит, что его нет. Он просто не заметен. Формула главного героя указывает направление поиска. Задумаемся, а какие качества Лизы привели к её гибели? И становится понятно, что слабость Лизы – следствие её положительных сторон, доброты, нравственной чистоты и преданности. Это доверчивость и детская наивность. Родители не догадались сделать ей прививку от предательства, и какие-либо защитные антитела отсутствовали.
Сравнивая главных героев анализируемых произведений, мы приходим к открытию: в повести Карамзина отрицательные качества героини выражены скрытно (имплицитно), а в повести Вахитова проявляются явно (эксплицитно) – через действия и поступки Юлии. Например, когда она на уроке русского языка хамит учительнице Лие Васильевне или когда готовит месть вожатой Людмиле Петровне.
Одна из основных особенностей сюжетного художественного текста состоит в том, что действие не может разворачиваться без конфликта – без противоречия, без борьбы. И борьба эта ведётся с антагонистом – с героем, который противостоит главному герою, обозначим его латинскими буквами Ant. Таким образом, формула основного конфликта будет выглядеть как PrAnt. Опять-таки элементы эти обязательны. Если кому-то покажется, что антагониста нет, то это означает лишь то, что он явно не выражен, его следует найти. К примеру, это может быть внутренний конфликт героя, и антагонист – результат раздвоения личности. В наших примерах у Карамзина антагонистом выступает, разумеется, Эраст, в повести Вахитова с ним немного сложнее. В «Разорванном сердце Адель» есть основной антагонист – вожатая Людмила Петровна – и два второстепенных: учительница Лия Васильевна и одноклассница по прозвищу Тыковка. Автору это было нужно потому, что, во-первых, действие разворачивается в двух разных местах – в школе и в пионерлагере, а во-вторых, – на двух социальных уровнях – в мире взрослых и мире детей. Заметим, однако, что все герои, противопоставленные Юлии, являются носителями одних и тех же отрицательных черт – лицемерия, ханжества, а главное – неумения или нежелания понимать другого человека.
Таким образом, формула конфликта в «Бедной Лизе» – PrAnt, формула конфликта в «Разорванном сердце Адель» – PrAnt3. В отличие от Карамзина, в повести Вахитова один и тот же антагонистический признак воплощён в трёх героях – в собственно антагонисте и двух второстепенных персонажах из его группы. То есть это фактически не три разных конфликта – один основной, а другие второстепенные, как может показаться вначале, а разные проявления одного и того же конфликта, по большому счёту – трагического непонимания, неприятия обществом честных, искренних устремлений юной героини.
После рассмотрения формулы конфликта давайте зададимся вопросом, какова структура антагониста. После небольших размышлений можно прийти к выводу, что, по сути, точно такая же, как у протагониста, то есть ISN. Чем же тогда они отличаются друг от друга? Только тем, что у протагониста ярче выражен положительный элемент – S, а у антагониста – отрицательный N. То есть у антагониста обязательно представлены положительные стороны. И чем они сильнее, тем глубже конфликт.
Противник не может уступать основному герою в силе характера, более того – порой по способностям он превосходит главного героя, как профессор Мориарти превосходит Шерлока Холмса. Именно поэтому Эраст предстаёт воспитанным благородным юношей. А Людмила Петровна – психологически сильный человек, достойно переживающий личную трагедию. Цели же протагониста и антагониста входят в противоречие. Цель Лизы – счастье с Эрастом и благополучие всех близких, цель Эраста – лишь собственное счастье. Нужно отметить, что поступки Лизы последовательны, и самоубийство героини логично вытекает из её цели: она оставляет Эраста, не мешая его благополучию, и даже перед смертью думает о матери, передавая для неё деньги. Цель Людмилы Петровны – добиться послушания в отряде одной лишь строгостью – входит в противоречие с целью Юлии, которая желает, чтобы взрослые наконец-то заметили её положительные качества.
Кроме протагониста и антагониста, в повестях есть ещё и второстепенные герои, которые в зависимости от их предназначения в книге можно объединить в группы положительных или отрицательных персонажей. Структура их проще. Их анализ не входит в рамки настоящей статьи, отметим только, что намерения персонажей группы протагониста Mch(+) не противоречат намерениям главного героя, а намерения персонажей группы антагониста Mch(–) включены в конфликт.
Таким образом, антагонизм героев и Карамзина, и Вахитова социально обусловлен. Только у Карамзина он несёт на себе сословный характер. Оказывается, что и «крестьянки любить умеют», природная любовь Лизы искренняя, настоящая, а любовь дворянина Эраста фальшива, а потому не выдерживает испытания трудностями. Антагонизм героев Вахитова больше возрастной и в основном связан с проблемой взаимопонимания детей и взрослых.
В любом художественном произведении важно, чьими глазами читатель следит за ходом сюжета, поэтому важно определить ракурс повествования, то есть ту точку зрения, с которой происходящие события подаются писателем, а затем осмысливаются и оцениваются читателем. В качестве таких точек могут выступать автор – Au (от author), рассказчик – Nr (от narrator) и герой (не обязательно главный) – H (от hero). Эти элементы не могут обходиться друг без друга, то есть составляют одно соединение – AuNrH, но могут группироваться по-разному: иногда автор и рассказчик объединяются и выступают как единое целое – (AuNr)H, бывает, что объединяются герой и рассказчик – Au(NrH). И только совпадение автора и героя в художественном произведении невозможно. Ни при каких условиях. Рассмотрим, как это сделано в анализируемых повестях.
В «Бедной Лизе» повествование ведётся как от первого, так и от третьего лица. Такой способ повествования позволяет рассказчику находиться как внутри пространства истории, так и вне его. Более того, рассказчик Карамзина – один из второстепенных героев повести. Он включён в повествование и не только обливается сентиментальными слезами в лирических отступлениях, но и принимает непосредственное участие в самом действии: знакомится с Эрастом и вместе с ним приходит к могиле Лизы.
В «Разорванном сердце Адель» повествование ведётся только от первого лица, оно глубоко личное, рассказчик и главная героиня объединены в одно целое, все происходящие в книге события читатель видит глазами Юлии. Такой подход очень удобен, так как «даёт возможность сколько угодно копаться в бездонных глубинах мыслей персонажа». Тем не менее, как считает критик Дмитрий Пэн, монолог повествователя в повести С. Вахитова «имеет характер не монодрамы с обязательным сюжетом и сквозным действием, внутренним и внешним конфликтом, а потока сознания, хоть и следующего в русле объективных обстоятельств, но выходящего за берега реальной действительности».
После всего сказанного остаётся зафиксировать различия двух повестей с точки зрения ракурса повествования в формулах: «Бедная Лиза» – AuNrH; «Разорванное сердце Адель» – Au(NrH).
Элементами структуры художественного текста являются экспозиция – Ex (от exposition), завязка – Is (от initial stage), развитие действия – Act (от action), барьер – B (от barrier), сюжетный поворот – Pt (от plot twist), кульминация Cul (от culmination), развязка Fs (от final stage).
Структура художественного произведения обычно трёхчастная. Она берёт своё начало с «Поэтики» Аристотеля и фактически соответствует структуре школьного сочинения: введение соотносится с экспозицией, основная часть – с развитием действия, заключение – с развязкой. Разумеется, и основную часть, и развитие действия можно поделить на более мелкие части, обозначив пунктами плана.
Рассмотрим и сравним структурные элементы «Бедной Лизы» и «Разорванного сердца Адель». Экспозиция Н. Карамзина представлена в трёх сценах: рассказчик у Симонова монастыря, Лиза и её мать, встреча с Эрастом. Экспозиция С. Вахитова состоит из двух сцен: разговор с матерью, конфликт на уроке русского языка с Лией Васильевной. Завязка в обоих произведениях находится на стыке экспозиции и развития действия. Отправная точка для разворачивания сюжета в первой повести – знакомство с Эрастом, во второй – покупка путёвки в пионерлагерь. По большому счёту, завязку можно отнести как к первому акту, так и ко второму, однако с точки зрения удобства исследования завязка больше тяготеет к экспозиции, поскольку именно она меняет положение героя, существовавшее до начала действия.
Таким образом, структура первого акта Карамзина выражается формулой Ex3Is, Вахитова – Ex2Is.
Развитие действия в «Бедной Лизе» представлено одиннадцатью сценами: волнение матери, ландыши в Москве-реке, неожиданное явление Эраста, объяснение в любви, Лиза с матерью, идиллические отношения, посещение Эрастом Лизиной матери, грехопадение, перемена в отношениях, Эраст собирается на войну, прощание, неожиданная встреча в городе Лизы и Эраста.
В «Разорванном сердце Адель» их 35: поездка в автобусе до лагеря, стычка с вожатой Людмилой Петровной; Юлия с подругами в палате, «усмирение» мальчишек и наказание Юлии, беседа с вожатым Ромой, дежурство по корпусу, инцидент в столовой, разработка плана мести, рассуждения подруг о любви, «несчастная» любовь Адель, поход в столовую, бездарная игра Тыковки, трагедия с валентинкой, утешение Адель, флешмоб, «диверсия» у мальчишек, пионербол в «Дубках», возвращение в лагерь с Ромой, звонок подруги Лизы, игра в страшилки и «страшная» тайна Аси, звонок маме, стычка с девочками из старших групп, день Нептуна, «Зарница», наказание Тыковки, сцена в душевой, кромсание волос в палате, Рома бреет голову Юлии, приезд мамы в родительский день, встреча с отцом, диспут, разговор с отцом, дискотека, прерванное чтение, конфликт с Людмилой Петровной.
Второй акт Карамзина делится на две части сюжетным поворотом – мать желает выдать дочь замуж за богатого крестьянина, и этот «рояль в кустах» в корне меняет ситуацию героини. Героиня вынуждена преодолевать барьеры, которые искусно расставляет автор. Перед Лизой возникает преграда к счастью, и она старается преодолеть этот барьер, в результате чего и происходит грехопадение, но затем возникает ещё более мощный барьер – война и расставание с возлюбленным, которое она стойко переносит в надежде на будущее счастье. В первой части барьер только один – социальный, поскольку между барином и крестьянкой любви быть не может, от Лизы требуются определённые усилия, для того чтобы преодолеть барьер и ответить Эрасту взаимностью. Формула второго акта Карамзина представляется так: 7B+4PtB2.
Сюжетный поворот в «Разорванном сердце Адель» происходит в сцене в душевой, когда Юлия осознаёт отличие между подростковыми шалостями – родом неосознанного самоутверждения – и откровенной подлостью. Отказ от мести вожатой подготовлен сценами, повествующими о непростой судьбе Аси, и телефонным звонком матери. Это результат духовного взросления героини, и дальнейшие взаимоотношения с Людмилой Петровной развиваются от категорической неприязни героев друг к другу к поиску причин непонимания и точек соприкосновения. Барьеры первой части, движущие сюжет, – козни Тыковки, неприязненное отношение вожатой, «несчастная любовь» Адель. Барьеры второй части – диспут с взрослыми и ревность к Людмиле из-за Романа. Таким образом, схема второго акта «Разорванного сердца Адель» – 25B3+10PtB2.
Кульминация художественных произведений, несмотря на то, что фактически завершает основное действие, тяготеет к третьему акту, так как тесно связана с развязкой, является её причиной. Более того, кульминация может быть и финальной сценой, завершающей произведение.
Кульминация «Бедной Лизы» – разрыв отношений Лизы и Эраста, кульминация «Разорванного сердца Адель» – «ночное рыдание» Юлии и Людмилы как прощение взаимных обид, преодоление непонимания и ощущение общности женской судьбы.
Финальные сцены Н. Карамзина – гибель Лизы и рассказчик на берегу пруда, формула третьего акта – CulFs2. Финальные сцены Вахитова – бессловесное объяснение с Людмилой, прогулка с Романом, возвращение в город, формула – CulFs3.
Общая структура «Бедной Лизы» выражается формулой Act1(Ex3Is) + Act2(7B+4PtB2) + Act3(CulFs2), структура «Разорванного сердца Адель» – Act1(Ex2Is) + Act2(25B3+10PtB2) + Act3(CulFs3).
Формулы свидетельствуют, что пропорции частей анализируемых произведений соотносимы. В «Разорванном сердце Адель» чуть короче экспозиция, что в русле общей тенденции современной литературы – начинать действие как можно раньше, и чуть больше внимания уделено развязке. Можно заметить, что в основных частях обеих повестей примерно две трети текста приходится на события, происходящие до сюжетного поворота, и одна третья – после. Более точные соотношения: 63,7 % и 36,3 % у Карамзина и 71,6 % и 28,4 % у Вахитова. В этом видится литературная традиция, которую В. Шкловский в книге «О теории прозы» определял как зависимость писателя «от какого-то общего склада литературных норм, который так же, как традиция изобретателя, состоит из суммы технических возможностей его времени». Что касается сюжетных поворотов, то они резко меняют судьбы героинь: у Карамзина – от счастья к несчастью, у Вахитова – от отчаяния к надежде.
При анализе текста учитывается то, что объяснять текст – его смысл, основную идею – можно с трёх точек зрения. Одна из них – точка зрения писательская, авторская (Iwr – intention of the writer), потому что именно писатель вкладывает в текст идею, которую затем раскрывает на страницах книги, именно писатель реализует её в рамках предложенной им же самим темы. Идеальный читатель должен этот смысл абсолютно точно уловить через текст. В книге Т. Фостера «Искусство чтения» отмечается, что неудачные истолкования текста возникают в тех случаях, когда «читатель начинает фантазировать, добавлять что-то от себя, забывает о подлинном содержании, вырывает из контекста слова или образы, меняющие в итоге смысл до неузнаваемости». Взаимопонимание между читателем и писателем очень важно для интерпретации книги. По меткому замечанию Дубравки Угрешич, читатель тоскует по своему писателю, а писатель – по своему читателю.
Но идеальный читатель только потому и идеальный, что на самом деле его не существует, и в точности понять и принять авторские намерения конкретный читатель не может. Причин для этого множество. Одна из них в том, что мы не можем отсканировать работу писательского мозга в момент творчества, а если б и могли, то это было бы довольно скучное занятие. Если когда-либо сознание писателя сольётся с компьютерной памятью, думаю, литература умрёт. Хотя бы потому, что исключится не менее важный элемент структуры интерпретации (объяснения) текста – намерения читателя (Ird – intention of the reader). И эта вторая, может быть, важнейшая причина. Она определяется общим законом искусства, который можно сформулировать так: читатель художественной книги – всегда соавтор, то есть, читая книгу, он фактически занимается творчеством, он вовлечён в процесс создания смысла. Это то, что отличает настоящее искусство от развлекательных поделок. Их можно легко друг от друга отличить именно по элементу Ird. Если читателю отводится лишь пассивная, созерцательная роль и за него всё давно уже решено, всё ему разжёвано, можно не сомневаться – это чтиво для убивания времени. Другая сторона этого процесса заключается в том, что автор, вовлекая читателя в сотворчество, создаёт своего читателя, то есть настоящее искусство творит нового идеального читателя, а не удовлетворяет чьи-то стандартные потребительские вкусы. Карамзину, как мы знаем, такая задача оказалась под силу.
Третья причина, почему читательские интерпретации (объяснения) отличаются от авторских, заключается в том, что автор и читатель обладают разным жизненным опытом и разной степенью образованности, разным уровнем культурного багажа, формировавшимся в разных социальных, географических, исторических и прочих условиях.
От читателя нельзя требовать абсолютно точного восприятия писательских намерений ещё и потому, что текст обладает собственными намерениями – (Itx – intention of the text), которые имеют лингвистическую природу. Текст – это открытая структура, которая предполагает множественность интерпретаций, зависящие прежде всего от лексических и синтаксических сторон языка. Автор, вкладывая в текст определённый смысл, может и не заметить, что лексика и синтаксис предполагают не одно, а несколько толкований. Писатели эту особенность давно заметили и давно используют её как постмодернистский приём. Причём считается, что так достигается глубина смысла. По крайней мере, это один из путей придания тексту объёмности. Именно по изложенным соображениям Умберто Эко, к примеру, считал моральным долгом не оспаривать любые интерпретации собственных романов.
К элементам авторских намерений следует отнести идею (Id – idea) и тему (T – theme), где идея – основная мысль, которую автор желает выразить, а тема – те обстоятельства, из которых эта мысль вытекает.
Элементы намерений текста – художественные образы (Img – image), фабула (St – story) и сюжет (Pl plot), где образы – ряд картин и переживаний, в которых разворачивается тема, фабула – последовательность событий в их временной последовательности, сюжет – способ изложения фабулы с учётом причинно-следственных связей происходящих в книге событий.
К намерениям читателя относятся его предположения о целях писателя (Pr – proposition) и собственное мнение о прочитанном (O – opinion).
Если о намерениях автора «Разорванного сердца Адель» мы можем узнать, задав писателю вопрос в социальной сети, то намерения Карамзина от нас останутся навсегда скрыты, мы можем сделать о них лишь предположения.
«В этой повести я хотел сказать, – объяснил мне Салават Венерович, – что, если хочешь добиться понимания окружающих, ты должен сначала сам научиться понимать людей, которые живут рядом с тобой». Это пример авторской идеи – Id. Очень близко подошёл к ней критик Вячеслав Михайлов, представляющий читательское мнение: «Автор говорит о созревании любви к людям – любви в самом широком смысле – через самопознание: девочка принимает людей только после того, как начинает воспринимать себя через собственные экспансивные выходки». Близко по сути и мнение о повести литературоведа Ирины Прокофьевой: «Традиционный бунт подростка, которого не понимают и третируют взрослые, перерастает в духовное перерождение героини». Нужно признать, что это мнения профессиональных читателей, обладающих высоким уровнем культуры чтения. Менее искушённые читатели дали бы иную интерпретацию авторской идеи.
По отношению к «Бедной Лизе» приведём пример читательского предположения (Pr) из статьи П. Беркова и Г. Макогоненко «Жизнь и творчество Н.М. Карамзина»: «Вероятнее всего, идея повести состоит в том, что устройство мира (не современное, а вообще!) таково, что прекрасное и справедливое не всегда может осуществляться: одни могут быть счастливы, как, например, идиллические родители Лизы или герои «Натальи, боярской дочери», другие – она, Эраст – не могут». А это пример читательского мнения (O) об идее произведения С. Вахитова из статьи А. Иликаева «Уничтожена ли преемственность поколений в России?»: «И все же было бы неправильно считать, что в сердце России только трещинка. Нет, оно действительно разорвано: уничтожена преемственность поколений. Но если раньше водораздел между отцами и детьми не казался непреодолимым (впереди маячила то либеральная, то социалистическая перспектива), если во времена оны существовало разделение между интеллигенцией и народом, то теперь речь идет о том, что молодежь окончательно разочаровалась в будущем страны». Эти два примера показывают, чем предположение (Pr) отличается от мнения (O): мнение может содержать в себе оценку, предположение избегает категоричности и стремится к объективности.
Героини Н. Карамзина и С. Вахитова чем-то похожи и чем-то разнятся. И Лиза, и Юлия совершают проступки, переступают грани морали, негласного общественного договора. По Ю.М. Лотману, это тип «заблуждающихся» героев. Разумеется, проступок Лизы тяжелее, она совершает грех перед Господом, осознаёт неотвратимость наказания, и последствия её проступка куда страшнее. По сравнению с Лизой проступки Юлии – лишь детские шалости. Общее у обеих героинь то, что они обе обретают в себе чувство вины. Отличие же в том, что Лиза своей гибелью передаёт вину Эрасту, заставляя его нести тяжкий грех до конца жизни. По мнению В.Н. Топорова, трагедия Эраста, «растянутая на три десятилетия, мучительнее и сложнее, чем плачевная судьба бедной Лизы, ... его поражение тотально и единственная компенсация его – сознание своей вины и трудное изживание её». Юлия в конце повести продолжает нести свой крест среди непонимания и негативного отношения окружающих, рассчитывая не только «исправиться» самой, но и облегчить душевные тяготы других людей. Согласно теории Дж. Кэмпбелла, обе героини были отправлены авторами в «путешествие», а смысл любого путешествия в возвращении – в возвращение к самой себе. Поэтому путь Лизы – это «шаг к вопрошанию», а путь Юлии – путь к самосовершенствованию.
Впервые опубликовано в "Учительской газете" № 34 от 21 августа 2018 года
Нашему сайту материал предоставлен автором.
Возврат к списку
— Анализ текста