Ю. В. Бондарев. О войне

— (1)Вчера в лесу обстреляли штабную машину, — вполголоса сказал Никитин, взглянув на Княжко. — (2)Сообщил патруль.
— (3)Вчера? (4)Обстреляли? — подхватил Гранатуров. — (5)Ну-ка, Княжко, вопрос щенку! (6)Они стреляли?
(7)«Неужели вот такие молокососы устроили засаду в лесу? — подумал Никитин, пытаясь соотнести обстрел машины с видом этой сгорбленной, жалкой мальчишеской спины немца и его мокро хлюпающего носа. — (8)Просто не верится».
— (9)Что там этот хмырь мокроносый мычит? — угрожающе спросил Гранатуров, не снимая руку с кобуры. — (10)Если не ответил, повторить вопрос, еще повторить, Княжко! (11)Вчера стрелял, а сегодня в разведку пошёл? (12)Пусть ответит!
(13)Княжко задал вопрос и с подчёркнутой сухостью перевёл:
— (14)Он сказал, что вчера не был в лесу, а был в городе, у сестры. (15)Кроме того, ефрейтор каждую ночь выбирает новое место ночёвки. (16)За разглашение тайны — расстрел.
(17)Гранатуров, расставив ноги, медленно покачивался с носков на каблуки, скулы его заметно теряли смуглоту, приобретали серый оттенок.
— (18)Значит... (19)Отказывается говорить? (20)Так я понял, Княжко? — сниженным до подземного рокота басом выговорил Гранатуров, зрачки его вдруг слились с шальной жутью глаз, и он дико тряхнул головой в сторону двери. — (21)А ну-ка выйдите все, только братца немочки оставьте! (22)Я поговорю с ним, как фрицы с моим отцом и матерью в Смоленске разговаривали! (23)Он у меня шёлковым станет!
(24)Никитин слышал о чем-то страшном, детально неясном, что случилось в сорок первом с семьей Гранатурова в Смоленске (отец его, кажется, был директором школы, мать — учительницей), о чем сам он мало говорил, и, подумав об этом, тут же увидел сплошной оскал зубов на посеревшем лице комбата, увидел, как напряглись слоновьей силой его плечи и чугунной гирей дрогнул и повис вдоль тела пудовый кулак. (25)Он никогда не замечал этого ослепленного, ярого, звериного проявления в нем, и почему-то мелькнула мысль, что одним ударом Гранатуров легко мог бы убить человека. (26)Тёмное, неосмысленное проявилось у Меженина; зараза насилия полыхнувшим пламенем внезапно прошла от него к Гранатурову, как проходит безумие по толпе, опьянённой жаждой мщения при встрече человеческого существа, вовсе не сильного, растерянного, несущего в себе понятие врага.
(27)Это не понял, а инстинктивно почувствовал Никитин, и в ту же секунду пронзительный взвизг немки прорезал тишину комнаты — она кинулась к Курту, догадываясь, что должно было произойти сейчас, вцепилась в шею брата и, наклоняя его маленькую голову к своему лицу, повторяла одно и то же с мольбой:
— (28)Kurt, Kurt, Kurt!.. (29)Antworte!..
— (30)Меженин! — заревел Гранатуров, надвигаясь на Курта. — (31)Убери её! (32)Выйдите все! (33)Я поговорю с ним! (34)И этот слюнявый скорпион стрелял в нас?
(35)Меженин плюнул на ладони, растер, будто бы дрова рубить собрался, обеими руками схватил немку за плечи, рванул, оторвал её от Курта, и тотчас же неузнаваемый, накалённый голос Княжко хлестнул зазвеневшим выстрелом:
— (36)Назад!..
(37)И, сделав два шага, подобно разжатой стальной пружинке, оттолкнул Меженина локтем и, бледнея, стал между Гранатуровым и Куртом, произнес непрекословным голосом приговора и Гранатурову и себе:
— (38)Это вы сделаете только в том случае, если меня не будет в живых! (39)Вам ясно, комбат?
— (40)Меженин! (41)Выйдите отсюда! — подал команду Никитин, горячо подхваченный решимостью Княжко. — (42)Чтоб вашего духа здесь не было!
(43)Меженин перевел задымлённые бешенством глаза на Никитина, затем, по обыкновению смежив ресницы, для чего-то потирая жёстко ладонь о ладонь, прохрипел Гранатурову: «Немчишки им, оказывается, дороже, а?» — и, переваливаясь, двинулся к двери, открыл ее кулаком, вышагнул и так стукнул дверью, что закачался огонь в лампе.
(По Ю. Бондареву*)
* Юрий Васильевич Бондарев (1924−2020) — русский писатель, сценарист, автор многочисленных произведений о Великой Отечественной войне.

Tweet