А. Толстой. В кабинете редактора

(1)В кабинете редактора большой либеральной газеты «Слово народа» шло чрезвычайное редакционное заседание. (2)Редактор, седой и румяный, английской повадки мужчина, говорил чеканным голосом, — слово к слову, — одну из своих замечательных речей, которая должна была и на самом деле дала линию поведения всей либеральной печати.
—(3)…Сложность нашей задачи в том, что, не отступая ни шагу от оппозиции царской власти, мы должны перед лицом опасности, грозящей целостности Российского государства, подать руку этой власти. (4)Наш жест должен быть честным и открытым. (5)Нет сомнения, что война не может продолжаться долее трех-четырех месяцев, и какой бы ни был ее исход, — мы с гордо поднятой головой скажем царскому правительству: в тяжелый час мы были с вами, теперь мы потребуем вас к ответу… (6)Один из старейших членов редакции — Белосветов, пишущий по земскому вопросу, не выдержав, воскликнул вне себя:
—(7)Воюет царское правительство, при чем здесь мы и протянутая рука? (8)Пускай цари ломают себе шеи, — мы только выиграем.
(9)С трудом восстановив порядок, редактор разъяснил, что на основании циркуляра о военном положении военная цензура закроет газету за малейший выпад против правительства и будут уничтожены зачатки свободного слова, в борьбе за которое положено столько сил. (10)Антошке Арнольдову поручили отдел военной цензуры. (11)Он под горячую руку взял аванс и на лихаче «запустил» по Невскому в Главный штаб. (12)Заведующий отделом печати, полковник Генерального штаба Солнцев, принял в своем кабинете Антошку Арнольдова и учтиво выслушал его, глядя в глаза ясными, выпуклыми, веселыми глазами. (13)Антошка приготовился встретить какого-нибудь чудо-богатыря, — багрового, с львиным лицом генерала, — бича свободной прессы, но перед ним сидел изящный, воспитанный человек и не хрипел, и не рычал басом, и ничего не готовился давить и пресекать, — все это плохо вязалось с обычным представлением о царских наемниках.
—(14)Я не сомневаюсь, полковник, что к Новому году русские войска будут в Берлине, но редакцию интересуют главным образом некоторые частные вопросы…
(15)Полковник Солнцев учтиво перебил:
—(16)Мне кажется, что русское общество недостаточно уясняет себе размеры настоящей войны. (17)Конечно, я не могу не приветствовать ваше прекрасное пожелание нашей доблестной армии войти в Берлин, но опасаюсь, что сделать это труднее, чем вы думаете. (18)Я, со своей стороны, полагаю, что важнейшая задача прессы в настоящий момент — подготовить общество к мысли об очень серьезной опасности, грозящей нашему государству, а также о чрезвычайных жертвах, которые мы все должны принести.
—(19)Я понимаю, что чувство патриотизма среди некоторых кругов несколько осложнено. (20)Но опасность настолько серьезна, что — я уверен — все споры и счеты будут отложены до лучшего времени. (21)Российская империя даже в двенадцатом году не переживала столь острого момента. (22)Вот все, что я хотел бы, чтобы вы отметили. (23)Затем нужно привести в известность, что имеющиеся в распоряжении правительства военные лазареты не смогут вместить всего количества раненых. (24)Поэтому и с этой стороны обществу нужно быть готовым к широкой помощи…
—(25)Простите, полковник, я не понимаю, какое же может быть количество раненых?
(26)Солнцев опять высоко поднял брови:
—(27)Мне кажется, в ближайшие недели нужно ожидать тысяч двести пятьдесят — триста.
(28)Антошка Арнольдов проглотил слюну, записал цифры и спросил совсем уже почтительно:
—(29)Сколько же нужно считать убитых в таком случае?
—(30)Обычно мы считаем от пяти до десяти процентов от количества раненых.
—(31)Ага, благодарю вас.
(32)Солнцев поднялся, Антошка быстро пожал ему руку и, растворяя дубовую дверь, столкнулся с входившим Атлантом, чахоточным, взлохмаченным журналистом в помятом пиджаке, уже со вчерашнего дня не пившим водки.
—(33)Полковник, я к вам насчет войны, — проговорил Атлант, прикрывая ладонью грязную грудь рубахи. — (34)Ну, как, — скоро берем Берлин?

(По А. Н. Толстому*)

Tweet