Проявления поддержки.

• Текст: В. Астафьев. Руки жены

  Он шагал впереди меня по косогору, и ослизлые камни по макушку вдавливались в мох под его сапогами. Я видел только спину Степана Творогова. Он то исчезал в кустах, то появлялся на чистине. На спине его под вылинялой рубахой напряжённо глыбились лопатки, не в меру развитые. Шёл Степан, чуть подавшись вперёд, и правое плечо его тоже было выдвинуто чуть вперёд. Он весь был напружинен, собран, ноги ставил тв1рдо, сразу на всю ступню. Рук у него не было, и он должен был крепко держаться на ногах.

   Иногда он всё же падал, но падал обязательно на локти или на бок, на это чуть выдвинутое вперёд плечо. Падал легко, без шума и грохота, и быстро поднимался.

   Я с трудом поспевал за ним, хватаясь за кусты, за осоку и за всё, что попадалось на пути. Об осоку я порезал руки и про себя ругался, думал, что Степан нарочно выбрал этот проклятый косогор, чтобы доказать мне, как он прытко ходит по тайге.

   Один раз он обернулся, спросил участливо:

   - Уморились? Тогда давайте посидим.

  Я уже заметил, что, когда он сидит, обязательно прячет култышки с подшитыми рукавами.

   Степан вроде бы дремал, а может, давал мне возможность отдохнуть на природе. Рядом лежало его ружьё, на груди, возле самого подбородка, висел патронаш. Патроны он доставал зубами и зубами же вкладывал их в стволы ружья. Курок спускал железным крючком, привязанным ремнями к правой култышке. Он целый год придумывал это приспособление и однажды увидел на двери собственной избы обыкновенный дверной крючок из проволоки. Сено Степан косил, засовывая култышку в железную трубку, приделанную вместо ручки к косе, другую приспособил быстрее - всего за полгода. Длинное топорище, с упором в плечо и с петлей возле обуха. В петлю он вставлял култышку и рубил, тесал, плотничал. Сам избу срубил, сам пушнину добывает, сам лыжи сынишке смастерил, сам флюгер-самолёт на крышу дома сладил, чтобы как у соседского парнишки всё было.
   Руки Степану оторвало на шахте взрывчаткой. Было ему тогда девятнадцать лет. Обо всём этом я уже расспросил Степана, и всё-таки оставалось еще что-то, оставалось такое, без чего я не мог писать в газету, хотя имел строгий наказ привезти очерк о безруком герое, лучшем охотнике в тайге.

   - Что обо мне писать-то? Что я калека и не пошёл кусошничать, а сам себе на хлеб зарабатываю? Так это мамкина натура - мы никогда чужеспинниками не были, всегда своим трудом кормились.

   - Четвертый день ты у нас живёшь и всё потихоньку выведываешь - что к чему. И всё возле меня да возле меня. А что я? Надо было, дорогой человек, к Надежде, жене моей, присмотреться. Руки её - вот что, брат, главное. И всего их две у неё, как и у всякого прочего человека. Зато уж руки! Да что там толковать!

   И он стал рассказывать о том, как в конце солнечного августа, на закате лета, шли они с Надеждой вдоль линии высоковольтной. Там, на лугах, Степан первый раз поцеловал Надежду, а назавтра ему оторвало кисти обеих рук.

   Беда заслонила от Степана всё: и шахту, и свет, и Надежду.

  Пылая жаром в больничной палате, думал: »Вот так всю жизнь?..»

  Ночью Степан встал, подкрался к окну - умереть решил, но палата была на первом этаже. Он застонал, прижался лицом к марле, натянутой от мух, и вдруг услышал:

  - Стёпа, ты не мучайся. Я здесь, около тебя. Дома всё в порядке. Мать не пускаю к тебе. Сердце у неё…
  Он ткнулся в марлю, порвал её, в темноте нащупал раскалёнными от боли култышками Надю и заплакал. Она, еле видная в потёмках, зубами рвала марлю , не отпуская его, рвала, чтобы коснуться губами лица его, чтобы он чувствовал - живой человек, вот он, рядом.

   - Худого в уме не держи, - настойчиво шептала она ему в ухо. - Ладно всё будет.
  И он от этого плакал ещё сильнее и даже пожаловался:

   - Руки то жжёт, жжёт…
   И Надя стала дуть на забинтованные култышки, как дуют детишкам, и гладить их.
  И то ли от Надиных слов, то ли от выплаканных слёз пришло облечение, и он уснул на подоконнике, прижавшись щекой к крашенной оконной доске.
  Надя каждую ночь приходила под его окно - днём она не могла отлучаться с работы.
  Он отговаривал её:
   - Ты хоть не так часто. Всё же восемнадцать вёрст туда да обратно…

   - Да ничего, ничего, Стёпа.

  После выписки думал, поговорить бы с Надеждою. Как теперь быть? Что делать? Эх, лучше бы уж одному всё переживать. Зачем она на себя взвалила эту беду? Зачем?

   - Так как же мы будем, Надежда?

  Она вздрогнула, но сказала спокойно:

   - Как все, так и мы.

   - Рук у меня нету, Надя.
   - Ну и что?! - быстро вскинулась она. - А это чего? Грабли, что ли? - и показала на свои натруженные, с коротко остриженными ногтями руки.
   - Вот так, брат, - задумчиво протянул Степан, после того как рассказал всё и мы прошли километров пять молча. - Так вот две руки четырьмя сделались. Сын растёт. Тошка. Во второй класс нынче пойдёт. Всё, брат, в русле, ничего не выплеснулось. Всё на Надежде держится. Без неё я так и остался бы разваренной картошкой. И завалился бы, глядишь, под стол. Смекай!..

   Мы поднимались на косогор. На склоне его стоял срубленный дом, на крыше носом в небо целился деревянный самолётик с жестяным пропеллером. Ветра не было, и пропеллер не шевелился, не звенел, но мне казалось: самолётик вот-вот поднимется выше гор и полетит далеко-далеко.
  

  По В. Астафьеву

  
  

  Текст печатается по по просьбе преподавателей по сборнику Иванова С.Ю.,Еричева Е.В. "Сдай ЕГЭ на все 100!Готовимся к единому государственному экзамену по русскому языку. 2020:Тренировочные материалы"/С.Ю.Иванова,Е.В.Еричева.-Самара:ООО «Офорт»,2020._239 с.

  
  

Возврат к списку