Влияние убийства на человека.

• Текст: Я раскрыл ружье, достал из патронташа дв
  Я раскрыл ружье, достал из патронташа два патрона с жаканами, которые этим летом сделал сам из свинца у себя в сарае, зарядил оба ствола, закрыл ружье, приставил его к плечу и стал внимательно оглядывать местность перед собой. Хотя прекрасно знал, что охота еще не началась. Просто, я уже опьянел от атмосферы охоты и мне хотелось хоть что-то делать. Сердце в груди ходило ходуном и мне казалось, что его оглушительный стук раздается по всей тайге. Ладони рук стали влажными и противно липкими.
  
  И здесь где-то впереди и не так уж далеко от нас раздались выстрелы и крики. Это загонщики начали свое дело. Я насторожился и замер, все также держа ружье у плеча, напряженно вглядываясь в опушку леса за поляной. Сколько я так простоял, я не знаю. Все также впереди раздавались крики загонщиков, изредка прерываемые выстрелами.
  
  И вдруг я увидел лося. Совсем недалеко. И именно в правой части поляны, там, где его, по мнению моих товарищей не должно было быть. Не должно, а он взял, да появился. Значит, животные живут не по тем законам, что выдумали для них люди. Он вышел из-за кустов рябины и остановился, внимательно оглядывая поляну и поводя большими, заостренными кверху, вертикально стоящими ушами.
  
  Лось был крупный, темно бурый, с высокой холкой, длинными тонкими и светло серыми, почти белыми ногами, мощной, широкой грудью, и каким-то коротким, почти без шеи туловищем и потому казавшимся каким-то слишком уж неестественным на вид. Но голова крупная, горбоносая с выпяченной вперед и нависающей над нижней челюстью, мясистой верхней губой. Под горлом висел большой кожистый мешок, так называемая серьга. По спине пробегала черная широкая полоса.
  
  Но этих подробностей я тогда не увидел и даже не заметил. Тогда я видел перед собой, на расстоянии каких-то двадцати метров от себя, лишь самого лося, стоявшего на опушке леса в настороженной позе. И его массивную грудь, куда я уже инстинктивно направлял стволы своего ружья. И больше ничего. Все эти детали, причем до самых мельчайших, у меня всплыли в памяти уже потом, после завершения всех этих событий. И он, этот лось, потом еще долго будет стоять перед моими глазами, как на большой картине или на цветном фото, красавец сибирской тайги, которого я так подло и мерзко убил из засады.
  
  В засаде я стоял с ружьем уже снятым с предохранителя . И как только мушка ружья замерла на широкой груди лося, я нажал один курок. Потом сразу же и второй. Выстрелы прозвучали дуплетом, один за другим. Ударившие в грудь лося жаканы швырнули его крупное тело вбок. Лось потерял равновесие и начал падать. Ноги его инстинктивно раздвинулись. рефлекторно попытавшись предотвратить падения. Но тут же бессильно подломились и он рухнул на землю.
  
  Все было кончено! Выстрелы оказались удачными! Я победил! Я не зря съездил на эту охоту! Я стал настоящим охотником! Я вскину ружье вверх, заорал что-то бессмысленное и кинулся к лосю!
  
  Лось почуял мое приближение и поднял голову. Он засучил ногами, пытаясь подняться. Но у него ничего не получалось. На груди у него зияла большая рана, из которой толчками лилась кровь. И кровь эта была почему-то черная. От нее шел пар. Словно дым. Кровь не парила, кровь дымилась.
  
  Я подбежал к нему и замер. Я еще что-то продолжал кричать, но крик мой сразу же замер, когда я увидел результат своих выстрелов. Я увидел то, отчего меня обуял настоящий ужас и бросило в дрожь. Лось смотрел на меня. Глаза у него были темные, большие, продолговатые, как перезрелые сливы и влажные. А из уголков глаз вниз по щеками бежала влага, собираясь внизу на волосах щек и частыми каплями падала на землю. Лось плакал, глядя на меня, на своего врага, на человека, принесшего ему смерть, на человека, убившего его.
  
  А по щекам за каплей капля,
  Неслышно падали в песок.
  Какие ж мы друг другу братья,
  Коль сразу пулю им в висок.
  Мне стало страшно. Я понял, что сделал что-то такое, за что меня простить невозможно. Я совершил поступок, на который человек не имеет права, если он человек. Я перешел в своем развитии ту самую грань человечности, которая отделяет человека от «нечеловека». Чем я теперь лучше фашистов, убивавших во врем войны мирных жителей моей страны? Чем? Единственное различие между нами в том, что фашисты не смотрели в глаза своих жертв. А если и смотрели, то без оторопи, с удовольствием. А я посмотрел и мне стало страшно за то, что я сделал. Мне стало страшно потому, что я ощутил себя убийцей, потому что я стал убийцей. Настоящим убийцей. Ведь я убил живое существо, ощущающее свою смерть и способное плакать в ее предчувствии. Я смотрел в глаза лося и был не в силах отвести своего взгляда.
  
  Я смотрел в его глаза и чувствовал себя настоящей «нелюдью», самым страшным и самым подлым мерзавцем на свете. Я убил этого «Короля тайги», этого красавца лося из засады, убил жестоко, подло, мелко. Зачем? Для чего?
  
  Рядом со мной раздался металлический щелк передернутого затвора и грохнул выстрел из карабина. В моего лося. И тоже в грудь. Голова лося дернулась и упала на землю. И я услышал голос нашего Председателя: - Никогда не смотри в глаза убитых тобой животных! Слышишь – никогда! Я поднял голову и посмотрел на Председателя. Он положил широкую мужскую ладонь на мою голову и провел по волосам: - Ничего! Бывает! Это поначалу страшно. А потом привыкнешь и перестанешь замечать.
  
  К нам стали подходить мужики. Довольные, радостные, веселые, улыбающиеся и смеющиеся. Они тоже убили одного лося. И были довольны до невероятности. Они подходили ко мне хлопали по плечам, смеялись и говорили: - Ай да пацан! Ай, да молодец! Такого «зверяку» уложил! Не даром стакан спирта вчера выпил за удачу! Не даром!
  
  Я молчал и ничего им в ответ не говорил. Я был в шоке, в настоящей прострации. И мне было не до их балаганного бахвальства.
  
  Хотя повод для радости у нас был. Ведь свою задачу мы выполнили. Нам теперь надо было лишь разделать туши, уложить мясо в холодильные ящики и обработать первично шкуры и головы с рогами. Ну, про это я уже рассказывать не буду.
  
  В сторожку я шел молча. Мне было не по себе. Плачущие глаза лося так и стояли передо мной. А вечером напился. Я выпил два раза по пол стакана спирта. Сначала я выпил полстакана за убитого мною лося. А потом попросил налить еще полстакана. А напившись заплакал настоящими слезами и начал проклинать себя. Но этого я уже и не помнил. Мужики налили мне еще спирта, чтобы я отключился совсем. Что я и сделал. И спал потом чуть ли не двенадцать часов. Правда, как мне потом сказали, ночью я кричал, ругался и просил прощения. Только у кого просил они не поняли. Я же из своего сна ничего не помнил.
  
  PS После этого случая я охотится перестал. Перестал совсем. Не смог больше стрелять в живые существа. Даже на птицу не смог. Не говоря уж о чем-то серьезном. Хотя по жизни с ружьем не расставался никогда. Оно и сейчас висит у меня на ковре в идеальном состоянии. Даже патроны дома есть. Но стрелять больше мы с ним не стреляем.

Возврат к списку