Отношение людей к музыке с возрастом

• Текст: (1)Мать окончила Московскую консерватори
  (1)Мать окончила Московскую консерваторию, много читала. (2)Она держалась прямо, откинув плечи, и стёклышки пенсне поблёскивали независимо, гордо. (3)А отец был солдатом музыкантской команды лейб-гвардии Преображенского полка и с трудом добрался до звания капельмейстера.
  (4)Мать уважали в городе и даже побаивались. (5)К отцу относились с оттенком иронии. (6)Он был невысокого роста, могучего сложения, с широкими плечами. (7)Мать принадлежала дому, семье и была главой этой семьи и дома.
  (8)Все «музыкальные» события, большие и маленькие, происходившие в городе, были связаны с мамой. (9)По её приглашению в Псков приезжали бас Фёдор Шаляпин, актёр немого кино Иван Мозжухин. (10)Она, как святыню, хранила торопливую, но любезную записку оперного певца Андрея Лабинского, извещавшего её, что концерт откладывается по болезни. (11)Родители приводили к ней детей, чтобы узнать, есть ли у них музыкальный слух.
  (12)Ни один благотворительный концерт не проходил без её участия.
  (13)Для отца музыка — это был полк, офицеры, парады, «сыгровки», на которых он терпеливо и беспощадно тиранил свою музыкантскую команду, ноты, которые он писал быстро и так чётко, что их трудно было отличить от печатных. (14)Он играл почти на всех инструментах. (15)Но его музыка была полковая, шагающая в такт, сверкающая на солнце, мужественная. (16)Недаром он придавал особенное значение ударным инструментам: барабану, треугольникам и тарелкам.
  (17)Отец любил какую-то пьесу, в которой изображалось эхо. (18)Выступая со своим оркестром по воскресеньям в Летнем саду, он посылал на горку трубача. (19)Трубач отзывался неожиданно, и публика прислушивалась, не веря ушам. (20)Скептики шли искать трубача, но не находили — он ловко прятался в кустах.
  (21)Для брата Саши музыка была совсем другое. (22)Он любил «изображать» на рояле, и это у него получалось прекрасно.— (23)Мама, — говорил он и действительно играл что-то прямое, немногословное, гордое, в общем, похожее на маму.
  — (24)Нянька.
  (25)И однообразный ворчливый мотив повторялся до тех пор, пока все не начинали смеяться.
  — (26)Преста.
  (27)И начинался старческий собачий лай, хриплый, замирающий на короткой жалобной ноте.
  (28)Моё детство прошло под однообразные звуки скрипки и скучные наставления отца: брат Лев, который не хотел быть музыкантом, играл гаммы на мокрой от слёз маленькой скрипке. (29)Когда ему было десять лет, отец повёз его к Ауэру, знаменитому профессору Петербургской консерватории, который обещал с осени взять мальчика
  в свой класс. (30)«Для меня настали тяжёлые дни, — пишет брат в своих воспоминаниях. — (31)Отец, волевой
  человек, принуждал меня заниматься. (32)В конце концов я разбил свою детскую скрипку. (33)Это было страшным преступлением в глазах отца. (34)Он всю жизнь коллекционировал скрипки...»
  (35)Впоследствии занятия возобновились, но уже любительские, по собственному желанию.
  (36)Мне кажется теперь, что я поздно стал понимать и чувствовать музыку именно потому, что она занимала слишком большое место в доме. (37)Она была чем-то обыденным и рано наскучившим мне своей обыденностью, ежедневностью, хотя меня, самого младшего из шестерых детей, никто не принуждал учиться музыке, как принуждали старших. (38) Сашу тоже сперва принуждали, а потом он сам пристрастился.
  (39)Мне было четырнадцать лет, когда мама вдруг заметила, что у меня большая, не по возрасту крепкая рука, и спросила, не хочу ли я учиться игре на рояле. (40)Я согласился. (41)Новый преподаватель Штегман появился в Пскове, сдержанный, вежливый, требовательный немец, — и занятия пошли так успешно, что уже через год я играл Третий ноктюрн Шопена. (42)Должно быть, тогда-то и началось совсем другое отношение к музыке — она как бы поднялась над всем, что о ней говорилось, над всем, что вокруг неё делалось. (43)Впервые я не только услышал, но как бы увидел её. (44)Я понял дядю Льва Григорьевича, который играл, волнуясь, энергично двигая беззубым ртом, и рассказывал мне всё, что он слышал: «Вот прошёл дождь, ветер стряхивает с листьев последние капли, и они звенят, сталкиваясь в вышине, и падают, разбиваясь о землю. (45)Мальчик идёт по дороге, свистит, размахивает палкой. (46)Зимнее утро. (47)Женщины спускаются к реке, полощут бельё в проруби, переговариваясь звонкими голосами. (48)А вот ночь в ледяном дворце, и мальчик Кай из ледяных кубиков складывает слово “вечность”».
  (49)Это были первые уроки слушания музыки — даже в однообразности гамм, которые заставлял меня играть педантичный Штегман, я старался найти их «подобия» в действительной или фантастической жизни. (50)Но прошло время, и я понял, что картины, которые Лев Григорьевич рисовал передо мной, играя на рояле, в сущности, недалеко ушли от Сашиных изображений няньки или мамы. (51)Я почувствовал, что музыка бесконечно выше любых её подобий и тонкая мысль, может быть, ближе к ней, чем самая поэтическая картина. (52)Знаменитая пианистка Баринова приехала в Псков, и, слушая её, я с особенной остротой понял, что музыку нельзя ни рассказать, ни изобразить, так же как нельзя передать поэзию — прозой...
  (По В.А. Каверину*)
  * Каверин Вениамин Александрович (1902–1989) — русский советский писатель, драматург и сценарист; член литературной группы «Серапионовы братья»

Возврат к списку