Проблема сохранения чувств.

• Текст: Е. М. Богат. О чувствах
  (1)Во второй половине XIX века в Петербурге были созданы постоянные Высшие женские курсы, по существу, женский университет, первым директором их стал известный в то время историк — академик К. Н. Бестужев-Рюмин, племянник казненного декабриста. (2)Он совершенно бескорыстно в течение ряда лет организовывал курсы, а потом руководил ими, поэтому и стали их называть в его честь Бестужевскими. (3)А русских девушек, желавших получить высшее образование, слушательниц этих курсов, называли бестужевками.
  (4)Само имя это — «бестужевка» — вызывало в моем сознании что-то юное и женственное, бесконечно женственное и бесконечно юное; что-то вольное, непокорное, как ветер, как девичьи темные волосы, развеваемые сильным ветром; что-то красивое, легко, изящно и уверенно идущее по земле и что-то сопряженное с музыкой, живописью. (5)И с баррикадами.
  (6)Однажды летом в мой кабинет в редакции вошла старуха, седая, крупная, с большими мужскими кистями рук, села, отдышалась после жары и ходьбы, подняла лицо, растрескавшееся, как краски на старом портрете, и бурно начала:
  — (7)Добрый день. (8)Я — бестужевка. — (9)И назвала себя: — Амалия Эттингер.
  (10)То, что эта старая-старая, не менее восьмидесяти по виду, женщина назвала себя по имени (Амалия!), без отчества, по имени и фамилии, как называют себя совсем юные женщины, стесняющиеся излишней официальности, удивило меня даже больше, чем это абсолютно неожиданное «бестужевка», начисто не вяжущееся ни с героиней Ярошенко, ни с моим внутренним видением бестужевки.
  (11)Почему-то мне казалось, что она — бестужевка — останется навсегда юной, возможно, потому, что перед моим сознанием стоял некий собирательный образ бестужевки вообще.
  — (12)Мы, бестужевки, вас читали, и я уполномочена нашим советом устроительниц традиционных вечеров бестужевок позвать вас на очередной вечер воспоминаний, который имеет быть в Доме культуры…
  (13)Я поблагодарил, обещал быть.
  — (14)Но учтите, — нахмурилась она театрально, — общая сумма возраста собравшихся дам составит три тысячи лет!
  (15)«Три тысячи лет», — думал я через несколько дней, по дороге к ним на вечер. (16)Меня это, положа руку на сердце, тревожило. (17)Что испытаю в обществе этих старух? (18)Один телесно одряхлевший человек может быть душевно молод и обаятелен, но тридцать, сорок?!
  (19)Я часто бывал в больницах и в разного рода пансионатах и домах, где лечатся, живут, угасают старые люди, и сердце при одном воспоминании о скорбной жизни в тех стенах печалилось и болело.
  (20)Я вошел в зал с накрытыми для чаепития столами, когда оно уже началось. (21)Я опоздал, не рассчитывал, что они начнут минута в минуту, полагая, что будет именно чаепитие: старые люди, сидя, пьют чай и негромко беседуют. (22)А они начали, видимо, абсолютно точно, и чаепитие их, как я понял, было особым.
  — (23)«Сегодня, — услышал я, — в шесть часов пять минут утра умер на станции Астапово Лев Николаевич Толстой. (24)В России траур. (25)Студенты и курсистки отменили лекции…»
  (26)Наступила тишина; я стоял растерянно на пороге.
  — (27)Идите сюда! — оглушительным шепотом позвала меня Эттингер.
  (28)Я быстро и неловко занял место рядом с ней.
  — (29)«…отменили лекции, поют "Вечную память", говорят речи…» — читала, возвышаясь в полный рост над столом, женщина в темном, торжественном, лица которой я не видел из-за поднятых к нему старых-старых листков исписанной бумаги.
  — (30)Читает дневник десятого года, — пояснила Эттингер.
  (31)И я вдруг ощутил, что самая реальная вещь в мире — чувства. (32)И чувства — самая юная, единственно юная вещь в мире.
  (33)Стареют пирамиды, горы, земля и небо; чувства не стареют. (34)И я вдруг почувствовал, что в этом зале со столом, уставленным скромным угощением, нет старости. (35)Три тысячи лет веселились, печалились, думали, три тысячи лет пили чай, уминали бутерброды; время сгустилось и улыбалось, время шутило и не старело.
  (36)Время отступило, отхлынуло, как океанская волна, оставив на песке нечто совершенно бесценное, чему названия нет в человеческом языке, а если бы нашлось, то вопрос о смысле жизни был бы, вероятно, решен.
  (По Е. Богату*)
  * Евгений Михайлович Богат (1923−1985) — советский журналист, писатель.
  
  

Возврат к списку