Пишите 

  раздельно:

  • как раз, 
  • как будто, 
  • будто бы, 
  • как бы, 
  • всё равно, 
  • можно ли, 
  • вряд ли, 
  • едва ли, 
  • всё же, 
  • к тому же

На главную страницуПроверка работ пользователейПроверка сочиненийАпелляция по сочинениюАпелляция по сочинению
Начав общение на форуме, вы автоматически соглашаетесь с договором оферты и Правилами форума.


   RSS
Апелляция по сочинению
 
Кто недоволен своими баллами, выкладывайте сканы сюда, вместе обсудим.
С уважением, Юлия Фишман
Страницы: Пред. 1 2 3
Ответы
 
Марина Учаева, первый скан нормальный, но очень маленький размер изображения. Ничего не видно. Залейте изображение большого размера.
С уважением, Юлия Фишман
 
Добрый вечер,так видно?
 
Нет, не видно.  Не понимаю, почему у Вас уменьшается размер файлов.
Давайте перенесём обсуждение в ВК [URL=https://vk.com/mogupisat?w=wall-58374697_29925]https://vk.com/mogupisat?w=wall-58374697_29925[/URL]
С уважением, Юлия Фишман
 
первые два листа-проверенное сочинение
текст:
(1)  Чаще всего под счастьем мы понимаем жизнь обеспеченную, без волнений и  тревог, заполненную развлечениями, путешествиями, отдыхом, но только не  беспрерывным трудом в поте лица своего. (2) Эта мысль кажется настолько  естественной, что мы даже не задумываемся: а чтобы произошло, случись  человечеству действительно открыть неиссякаемые источники энергии или  изобрести вечный двигатель, позволившие людям не трудиться вообще,  получая всё от природы даром? (3) Конечно, говорит в своём «Дневнике  писателя» наш великий провидец Достоевский, обдумывавший и такой вариант  развития цивилизации, сперва все люди бы пришли в восторг, потому что  «почувствовали бы, так сказать, себя осыпанными счастьем, зарытыми в  материальных благах; они, может быть.., пролетали бы чрезвычайные  пространства в десять раз скорей, чем теперь по железной дороге;  извлекали бы из земли баснословные урожаи, может быть, создали бы химией  организмы, и говядины хватило бы по три фунта на человека... - словом,  ешь, пей и наслаждайся».
(4)  «Вот, - закричали бы все филантропы, - теперь, когда человек обеспечен,  теперь только он проявит себя! (5) Нет уж более материальных лишений...  и теперь человек станет прекрасным и праведным! (6) Нет уже более  беспрерывного труда, чтобы как-нибудь прокормиться, и теперь все  займутся... глубокими мыслями, всеобщими явлениями. (7)Теперь, теперь  только настала высшая жизнь!» (8) «Но вряд ли, - рассуждает Достоевский,  - и на одно поколение людей хватило бы этих восторгов! (9) Люди вдруг  увидели бы, что жизни уже более нет у них, нет свободы духа, нет воли и  личности, что кто-то у них всё украл разом... (10) И загнило бы  человечество...» (11) Потому что люди увидели бы, «что жизнь у них взята  за хлеб... (12) Поняли бы люди, что нет счастья в бездействии, что  погаснет мысль не трудящаяся, что нельзя любить своего ближнего, не  жертвуя ему от труда своего что гнусно жить на даровщинку и что счастье  не В счастье, а лишь в его достижении».
(13)  Ибо живёт человек только тогда, когда стремится и преодолевает,  сомневается и ищет, радуется и страдает. (14)В этом и состоит жизнь, а  значит, и наше счастье.  
(по М. Фырнину)
Изменено: Дарья Тихая - 12.04.2019 01:26:50
 
Полина Балябина, я согласна с проверяющим. Не вычленяется 2 примера. Связка формальная, она ничего не связывает. Это пересказ. Я бы и по К4 ещё подумала, ставить ли балл. Если проблема актуальна, к чему пример из Фонвизина? Доказательство своей мысли не кажется мне убедительным. Я оцениваю достаточно строго. Надеюсь выскажется кто-нибудь подобрее.
С уважением, Юлия Фишман
 
Добрый день. Сочинение написано на досрочном экзамене по русскому языку. Но только сейчас увидела эту тему. В соседней теме размещала его, спасибо Е.П.Дудиной за проверку и рецензию. Елена Петровна  оценила его на 22 балла (минус по 1 баллу за К2 и К8), эксперты дали только 20. Сняли по 1 баллу за К2, К6, К8, К10. Если можно, размещу ещё здесь, тк интересно увидеть свои ошибки.  

Сочинение:
 

Над проблемой искусства на войне предлагает нам задуматься К.Г.Паустовский.

События, о которых рассказывает автор, произошли осенью 1941 года на осаждённом полуострове в Баренцевом море. Актёры, оказавшиеся на фронте, днём наравне с бойцами воевали, устраивали походный быт, а ночью «показывали морякам сцены из Шекспира, Чехова…» И в этих тяжелейших условиях зрители ждали артистов, ловили каждое их слово и действие, наводя «на актёров узкие лучи … электрических фонариков». Возможность через искусство прикоснуться к мирной жизни была важна для каждого. Это показывает нам и второй пример. Услышав поддержку бойцов, даже на одной струне «изуродованной скрипки» смог сыграть музыкант Егоров. Сыграть так, как никогда ранее, так, что в ночном глухом лесу от звенящей мелодии Чайковского, «казалось, разорвется, не выдержит сердце».

Позиция автора в тексте не выражена чётко, но он даёт нам понять, что искусство на войне необходимо. Оно возвращает к мирной жизни, учит гордиться своим народом, даёт силы бороться и побеждать.

Я согласна с автором. В трудные минуты произведения искусства дают нам чувство уверенности в будущем. Во всех вооружённых конфликтах с участием нашей армии артисты и музыканты поддерживали бойцов и мирных жителей, заложников войны. Мне вспоминается концерт оркестра В.Гергиева в растерзанном Цхинвали в 2008 году. Музыканты приехали и сыграли для горожан и их защитников, для возрождения их веры в то, что мирная жизнь наступит.

Искусство во все времена помогает нам жить с надеждой на будущее.

Текст:

 

Осколок снаряда порвал струны на скрипке. Осталась только одна, последняя. Запасных струн у музыканта Егорова не было, достать их было негде, потому что дело происходило осенью 1941 года на осажденном острове Эзеле в Балтийском море. Даже не на самом острове, а на небольшом его клочке – на косе Цераль, где советские моряки отбивали непрерывные атаки немцев.Оборона этого полуострова войдет в историю войны как одна из ее величавых страниц. Он прославлен бесстрашием советских людей. Эти люди дрались до последней пули.Война застала на Эзеле нескольких советских актеров – мужчин и женщин. Днем мужчины вместе с бойцами рыли окопы и отбивали немецкие атаки, а женщины перевязывали раненых и стирали бойцам белье. А ночью, если не было боя, актеры устраивали концерты и спектакли на маленьких полянах в лесу.

«Хорошо, – скажете вы, – конечно, в темноте можно слушать пение или музыку (если актеры поют вполголоса, а музыканты играют под сурдинку, чтобы звуки не долетали до неприятеля), но непонятно, как актеры ухитрялись разыгрывать спектакли в ночном лесу, где мрак плотнее, чем в поле или над открытой водой. Что в этом мраке могли увидеть зрители? Музыканты привыкли играть в темноте, но как же другие актеры?»

А они показывали морякам сцены из Шекспира, Чехова и «Профессора Мамлока» Фридриха Вольфа.

Но война и отсутствие света по ночам создали свои традиции и выдумки. Как только начинался спектакль, зрители наводили на актеров узкие лучи карманных электрических фонариков. Лучи эти все время перелетали, как маленькие огненные птицы, с одного лица на другое, в зависимости от того, кто из актеров говорил.

Струны на скрипке были порваны, и Егоров больше не мог играть. На первом же ночном концерте он сказал об этом невидимым зрителям. Неожиданно из лесной темноты чей-то молодой голос неуверенно ответил:

– А Паганини играл и на одной струне…

Паганини! Разве Егоров мог равняться с ним, с великим музыкантом!

Егоров медленно прижал скрипку к плечу, поднял смычок. И неожиданно одна струна запела с такой же силой и нежностью, как могли бы петь все струны.

Тотчас вспыхнули электрические фонарики. Впервые их лучи ударили в лицо Егорова, и он закрыл глаза. Играть было легко, будто сухие, легкие пальцы Паганини водили смычком по изуродованной скрипке. Слеза сползла из-под закрытых век музыканта, и в коротком антракте войны, в глухом лесу, где пахло вереском и гарью, звенела и росла мелодия Чайковского, и от ее томительного напева, казалось, разорвется, не выдержит сердце.

Последняя струна действительно не выдержала силы звуков и порвалась. Она зажужжала, как шмель, и затихла. Сразу же свет фонариков перелетел с лица Егорова на скрипку. Скрипка замолчала надолго. И свет фонариков погас. Толпа слушателей только вздохнула. Аплодировать в лесу было нельзя – могли услышать немцы.

Я рассказываю подлинный случай. Поэтому напрасно читатель будет ждать ловко придуманной развязки. Она оказалась очень простой: Егоров умер. Он был убит через два дня во время ночного боя. Ему не на чем было играть, и он стал обыкновенным бойцом обыкновенной пехотной части.

Его похоронили в грубой песчаной земле, когда накрапывал дождь, море затянулось туманом.

Скрипку Егорова бойцы положили в футляр, зашили в старое байковое одеяло и передали летчику, улетавшему в Ленинград.

Где теперь эта скрипка – я не знаю. Но где бы она ни была, она играет прекрасные симфонии, знакомые нам и любимые нами, как старое небо Европы, как слово Пушкина, Шекспира или Гейне. Она играет мелодии Чайковского, Шостаковича и Шапорина.

Звуки симфонии так могучи, что рождают ветер. Вы, должно быть, заметили, как он порывами налетает на вас со сцены, шевелит волосы, заставляет сердца слушателей дрожать от гордости за человека.

Поют сотни струн, поют гобои и трубы, – победа придет! Потому что не может не победить наша страна, где люди идут в бой, унося в душе звуки скрипичных песен, где так просто умирают за будущее скромные музыканты и где созданы могучие симфонии, потрясающие мир.

 
Проверьте пожалуйста сочинение дочери. Писали 03.06  
 
Добрый день! Проверьте, пожалуйста, мое сочинение, написанное на экзамене. Заранее спасибо!
ТЕКСТ

Вспоминаю себя, мне тринадцать лет. Мы живем в леспромхозовском поселке, я только что вернулся на летние каникулы из школы, которая находится в райцентре, в пятидесяти километрах от дома. Живем без отца, нас у матери трое, я самый старший.
С вечера мать начинает тяжело вздыхать: завтра и послезавтра, в пятницу и субботу, общественная баня, мать — банщица. Ей надо натаскать с речки подле Ангары по крутому красному яру сотни ведер воды, чтобы заполнить два огромных чана. Руки у матери вытянуты, болят, болит и спина, а на коромысле воду по крутяку не поднять, коромысло не годится.
Я уже решил, слушая мать, что утром помогу ей, хоть она и не просит, считая, что после школы надо дать мальчишке отдохнуть. Но что такое «помогу»? Это значит, что я с ведрами и она с ведрами, на узкой каменистой тропке не разойтись, и мать то и дело будет заставлять меня отдыхать. Уставая сама, она считает, что я, мальчишка, устаю еще больше, что детские мои силенки надрывать нельзя.
Поэтому я решаю поступить по-другому. Светает летом рано, по первому же свету можно подняться и до того, как уберется по дому мать, перетаскать хоть пол-Ангары. Но для этого надо подняться так, чтобы не разбудить мать. И я выдумываю, что мне в избе душно, я буду спать в сенях.
Утром вскакиваю часа в четыре. Еще сумерки, прохладные, знобкие, но с чистым небом, обещающим красный день. Бегу, согреваясь, к бане, отмыкаю ее и заглядываю в чан — в тот, который на топке. Дна не видать, это преисподняя, туда провалится с потрохами все что угодно. Но делать нечего, я берусь за ведра и скатываюсь к речке. Она шумит, прыгает по камням, над Ангарой рядом стоит парок. Плещу себе из речки в лицо, на мгновение замираю. Все, теперь вперед.
Часов у меня нет, я знаю только, что надо торопиться. Подъем занимает минуту-полторы, но взбегать приходится с задержанным дыханием. Чуть расслабишься, чтобы перевести дух,— сдвинуться потом трудно. И я еще от воды разбегаюсь с поднятыми на руках ведрами, чтобы не задевать о камни, и все равно задеваю, все равно плещу на себя. Остатки приношу в чан, и они булькают где-то так глубоко, что едва слышны. Потом снова вниз. Вверх и вниз, вверх и вниз, десятки и десятки раз. Запалившись, припадаю к речке, жадно пью; от пота и наплесков я мокр с головы до ног, но обсыхать некогда.
И я успеваю. Но, возвращаясь домой, я знаю, что такое усталость. Меня качает. В избе у нас еще тихо, я осторожно приоткрываю дверь в сенцы, отметив, что мать не выходила, сбрасываю мокрую одежду в угол и залезаю под одеяло. Все равно матери разогревать топку, все равно ей идти. Вот удивится-то! Так и подогнутся под нею ноги! Я моментально засыпаю.
Просыпаюсь от плача. Дверь из избы в сенцы приоткрыта, и я слышу, как топчутся вокруг матери сестренка с братишкой, как она сквозь слезы что-то отвечает им. И плачет, и плачет. И чувствую, как у самого у меня проступают слезы, как сладким страданием забивает горло. Так хорошо!..
...Мы жили в непролазной нужде, видели, каково приходится нашим матерям накормить-обшить нас, и взять на себя доступную нам, ребятишкам, долю их трудов было для нас так же естественно, как съесть кусок хлеба. Подталкивать к помощи нас не приходилось. У матери радостей было в те суровые годы еще меньше, чем у нас, всякая радость от нас и шла, и мы своим услужением старались ее доставить. Мы рано становились взрослыми, и, с точки зрения иных теоретиков воспитания, детства у нас не было.
В самом деле: где ему быть? С семи годочков верхом на лошади возишь копны в сенокосную страду, с десяти кормишь ушицей всю семью, с двенадцати боронишь колхозные поля, с четырнадцати пашешь, как взрослый мужик... Не бывали мы в пионерских лагерях, не слыхали об «Артеке», костры жгли в лесу да у Ангары больше за делом; за ягодой, за грибами шли с ведрами, чтобы принести домой, на острова плавали, чтобы нарвать дикий лук и чеснок... С малых лет в работе, в пособи, как говорилось о ребятишках, но почему же тогда с такой радостью, с такой полнотой и теплотой, с таким чувством необъятности выпавшего нам счастья вспоминаются те годы? Детство есть детство, это верно. Оно, открывая мир, удивляется и радуется любой малости. Но и при этом никогда не соглашусь я, что мы были чем-то обделены (кроме, быть может, книг, которые узнавали позже), напротив, считаю, что повезло нам с выпавшими на детство трудными годами, ибо тогда не было времени на воспитание, а шли мы вместе со взрослыми ото дня к дню и шли, естественно, научаясь любви, состраданию, трудам и правилам, которые вкладываются в нравственность... А уж как мы верили, что наступят лучшая жизнь! И она наступила.
 
Здравствуйте, если не трудно, проверьте, пожалуйста
вот текст

Часто я спрашиваю себя, когда думаю о занятии литературой: когда же это началось? И как это вообще начинается? Что впервые заставляет человека взять в руки перо, чтобы не выпускать его до конца жизни?
Труднее всего вспоминать, когда это началось Очевидно, писательство возникает в человеке, как душевное состояние, гораздо раньше, чем он начинает исписывать стопы бумаги. Возникает еще в юности, а может быть, и в детстве.
В детстве и юности мир существует для нас в ином качестве, чем в зрелые годы. В детстве горячее солнце, гуще трава, обильнее дожди, темнее небо и смертельно интересен каждый человек.
Для детей каждый взрослый кажется существом немного таинственным - будь это плотник с набором фуганков, пахнущих стружкой, или ученый, знающий, почему трава окрашена в зеленый цвет.
Поэтическое восприятие жизни, всего окружающего нас - величайший дар, доставшийся нам от детства.
Если человек не растеряет этот дар на протяжении долгих трезвых лет, то он поэт или писатель. В конце концов, разница между ними невелика.
Ощущение жизни как непрерывной новизны - вот та плодородная почва, на которой расцветает и созревает искусство.
Когда я был гимназистом, я, конечно, писал стихи, такое множество стихов, что за месяц исписывал толстую общую тетрадь.
Стихи были плохие - пышные, нарядные и, как мне тогда казалось, довольно красивые.
Сейчас я забыл эти стихи. Помню только отдельные строфы. Например, такие:
О, срывайте цветы на поникших стеблях!
Тихо падает дождь на полях.
И в края, где горит дымно-алый осенний закат,
Пожелтелые листья летят...

Но это еще милость. Чем дальше, тем больше я нагромождал в стихах всяческие, даже бессмысленные, красивости:

И опалами блещет печаль о любимом Саади
На страницах медлительных дней.

Почему печаль "блещет опалами" - этого ни тогда, ни сейчас я объяснить не могу. Просто меня увлекало самое звучание слов. Я не думал о смысле.
Больше всего я писал стихов о море. В ту пору я его почти не знал.
Это не было определенное море - не Черное, не Балтийское и Средиземное, а праздничное "море вообще". Оно соединяло все разнообразие красок, все преувеличения, всю безудержную романтику, лишенную подлинных людей, времени и реального географического пространства. Тогда эта романтика окружала в моих глазах земной шар, подобно плотной атмосфере.
Это было пенистое, веселое море - родина крылатых кораблей и отважных мореплавателей. Изумрудами горели на его берегах маяки. В портах ключом бурлила беззаботная жизнь. Смуглые женщины неслыханной прелести были ввергнуты по моей авторской воле в кипение жестоких страстей.
В стихах и неясном волнении прошла большая часть моей бедной и по существу довольно горькой молодости.
Вскоре я бросил писать стихи. Я понял, что это мишура, цветы из хорошо раскрашенных стружек, сусальная позолота.
Вместо стихов я написал свой первый рассказ. У него была своя история. О ней я расскажу в следующей главе.
 
юлия рогова, Разместите вопрос и скрины в группе ВК. Сегодня там проверяем [URL=https://vk.com/mogupisat]https://vk.com/mogupisat[/URL]
С уважением, Юлия Фишман
 
Маргарита Романова, Александр Карташов, Разместите вопрос и скрины в группе ВК. Сегодня там проверяем [URL=https://vk.com/mogupisat]https://vk.com/mogupisat[/URL]
С уважением, Юлия Фишман
Страницы: Пред. 1 2 3
Читают тему