Запомни!

Исходный текст

Кончался сентябрь, небо мутнело, наливалось свинцом, и в воздухе все чаще кружились белые мухи, всегда служившие напоминанием о том, что надо выбрать день, поехать и законсервировать на зиму дачу.
Дачу или, вернее, ту жизненную мнимость, которая имела обличье дачного теремка, сарайчика, голубятни с шиферными крышами, усыпанными высохшими желудями и дубовыми листьями. На окнах террасы белели марлевые занавески, к крыльцу был прислонен велосипед, звякал ручной умывальник, наполнявший пригоршни колодезной водой, и раскачивался повешенный между березами гамак. Грядки клубники заросли одуванчиками и осокой, а вдоль забора были посажены кусты черной смородины (под кустами всегда кем-то оставлена скамеечка и граненый стакан, наполовину наполненный ягодами).
О, эти дачи — обманчивая и чарующая отрада тех давних лет! Туда свозили старую мебель и отправляли на лето детей, там донашивали траченные молью пальто, старомодные боты, выцветшие, вылинявшие, выгоревшие на солнце кители и гимнастерки. Там играли в лото, доставая из ситцевого, стянутого резинкой мешка деревянные бочонки с цифрами, ставили самовар, подбрасывая в топку еловые шишки, собирали на опушках грибы, по праздникам танцевали под патефон. И каждому мнилось, мечталось, грезилось, что тут возникает, волшебно обозначается некое подобие настоящей жизни, что он хозяин и можно развернуться, что у него все свое — и смородина, и клубника, и малина, — и что, потрудившись всласть на огороде, он проводит время с приятностью, которая только из суеверия не называется счастьем.
И хотя вся приятность сводилась к тому, что снова пололи, корчевали, удобряли, перекапывали и пересаживали (а оно все равно не росло), в сознании каждого царило непоколебимое убеждение: дача — это интимное, сокровенное, святое.
Вот эту-то мнимость и нужно было законсервировать, и отец давно просил меня помочь, пожертвовав ради этого хотя бы одно воскресенье. Я как мог отбивался и грозил, что завалю диплом, раз мне мешают заниматься и создают невыносимые, немыслимые условия. На отца такие обвинения оказывали самое тяжкое, мучительное, болезненное воздействие: он обижался и молча страдал. Создавать условия для семьи он считал такой же святой обязанностью, как совершать паломничества на дачу, — ради этого трудился, тянул лямку, учительствовал в двух школах (учеников своих любил, все им позволял, и они этим пользовались, но его не любили).
Поэтому, наткнувшись на мою злокозненную оборону, отец отступал и сдавался. Но всю следующую неделю его преследовали мучительные видения не убранного на террасу садового стола, мокнущих под дождем качелей, забытой в грядах лейки, яблок последнего урожая, дозревающих на полу, подоконниках, стульях и диванах. Ему казалось, что, если на окна не навесить щиты, в дом проникнут воры и похитят такие ценности, как старый тулуп и валенки с калошами. В конце концов отец решил, что справится сам, и, махнув рукой на запреты врачей (два месяца пролежал и лишь недавно выписался), собрался на дачу. Мы с матерью его всячески отговаривали, он упрямился, гнул свое, и тогда я выпалил, что бросаю все к черту и еду ему помогать.
На даче мы сделали все что нужно: занесли на террасу садовый стол, сняли с берез качели, навесили щиты, набили яблоками сумки и багажник автомобиля. Наш старенький автомобиль относился к числу тех же мнимостей, поскольку на нем не просто ездили, а ездили на дачу, остальное же время ремонтировали, мыли, чистили, украшали и поклонялись ему как божку.
— Ты вполне успеваешь в библиотеку. Видишь, как мы быстро справились, — сказал отец, довольный тем, что мои интересы соблюдены так же, как и его, и это лишает меня права чувствовать себя жертвой отцовского произвола.
Он подавал мне пример расторопности, деятельно способствуя тому, чтобы я поскорее вкусил желанную отраду, с вожделением приникнув к библиотечному столу. Но на обратном пути все-таки не устоял перед соблазном заглянуть в свой любимый подмосковный магазинчик, восхваляемый перед знакомыми как какое-то чудо, кладезь изобилия, где всегда все бывает. “Верите ли, абсолютно все, — как ни заеду! Вот чудеса-то!” Каждый раз отец в подтверждение своих слов со скромным торжеством выкладывал очередную покупку, одну бесполезнее другой. Но мы его не разочаровывали, чтобы не разрушать веру в чудеса и поддерживать похвальный интерес к хозяйству. (Л.Е. Бежин)


Текст сочинения

Что важно в нашем мире? Какие нужно ставить перед собой цели? На что потратить время, которого каждому из нас отведено неизвестно, сколько, но, определенно, не слишком много?

Л.Е. Бежин в предложенном тексте поднимает проблему истинных ценностей.
В отрывке из маленькой повести "Приватный наблюдатель" мы видим отца, который с завидным талантом манипулятора принуждает сына к поездке на дачу в конце сентября. Изрядной долей сарказма наполнено описание "голубятни с шиферными крышами" и всего того, что составляет "богатство" дачной усадьбы. Леонид Бежин не оставляет без внимания ощущения, которые должны возникнуть у человека, потрудившегося "всласть на огороде": лишь предрассудки не позволяют назвать их счастьем. Читатель знакомится с жизнью отца рассказчика, для которого истинной жизненной ценностью является возможность почувствовать себя на время хозяином, способным развернуться, иметь собственные плодовые культуры и возможность колоть-корчевать-удобрять то, что все равно не растет.


Авторская позиция заключается в следующем: отсутствие истинных жизненных ценностей заставляет человека заполнять свое существование мнимостями.


Я не могу не согласиться с А.Е. Бежиным. Человек, который по каким-либо причинам не состоялся в жизни, вынужден (быть может, даже и неосознанно) целью своего существования избрать что-то очень приземленное и простое, будь то пестование старой дачи или манипулирование семьей при помощи показательных молчаливых обид.

Тема истинных ценностей нередко встречается в произведениях художественной литературы. В рассказе А.П. Чехова "Крыжовник" мы знакомимся с историей Николая Ивановича Чимша-Гималайского, целью жизни которого была собственная усадьба, непременным атрибутом которой должен был быть куст крыжовника. Вся жизнь была положена на алтарь мечты: помещик экономил на всем, женился на некрасивой вдове, которую свел в могилу, регулярно недокармливая, но все же стал обладателем барского дома. Ягоды крыжовника с первого куста были невообразимо жестким и кислыми, но новоявленный дворянин был счастлив от осознания достигнутой им цели. Существование на протяжении значительной части жизни были ненапрасным.
В качестве второго аргумента рассмотрим сказку "М.Е. Салтыкова-Щедрина "Премудрый пискарь". При помощи гротеска писатель рисует перед нами картину жизни обычной рыбки, решившей донести себя в целости и сохранности до могилы. Пескарь сидит днем в своей норе и всего боится, а ночью совершает моцион. Существование его никчемно и пусто, но при этом направлено на достижение поставленной цели - сохранение жизни. Истинные ценности для него заменила одна, мнимая, - глядеть в оба. Этому завету, оставленному родителями, и подчинено бытие пескаря.

В заключение хочу сказать, что истинные ценности - жить, а не существовать, рисковать, а не бояться, пробовать новое, а не останавливаться на достигнутом. Ценно уметь признаться себе в том, что все, чем ты занимаешься, скучно и давно опостылело; малоинтересно и надуманно. Истинные ценности должны быть светлыми, направленными на приумножение добра, совершенствующими личность и несущими гармонию.